В начале пути [сборник рассказов] - Страница 41

— Эй, брат, ты по нам не стреляй, у нас прицеп заминирован, зачем тебе погибать? — из тягача голос подали. — Никого не осталось, все деньги ваши. Мы поедем тихо, незаметно, вы тут все сожжете, всем хорошо, да?!

— Второй на телефоне что-то набирает! — чуть слышно шепчет Витя.

И шарахнул я по своей привычке одной очередью по всей кабине крест-накрест. Ленту добил и диск поставил.

— Пошли, — мне напарник шепчет.

— Говори громче, — отвечаю, — никто не услышит!

— И так во весь голос кричу, тебя контузило и уши заложило, — он губами шевелит.

Вот почему я треска огня не слышу. Выдернули мы покойников из кабины, руку с пола подобрали, в огонь кинули.

— Мы имеем право на один телефонный звонок, — шучу. — Поехали в штаб.

Добрались быстро. Деньги из кабинета обратно в машину стали складывать, а там еще коробки.

— Удачно мы повоевали, — Витя радуется.

— Ты их в уме не трать, может, тут одни фальшивки лежат, — остудил я его. — Сейчас мы быстро позвоним в Москву, и ты в город поедешь, а я здесь останусь гостей из престольной встречать.

— Я один уезжаю со всеми деньгами? — Самоделкин переспрашивает. — Ты мне так доверяешь? Тут ведь миллионы!

— Мы же боевое братство. Я тебе жизнь доверяю, — говорю в ответ.

И пошли мы звонить. Набрал я номер заветный и замер. Передал трубку Вите, тот ее выслушал внимательно и с размаху об стол хрястнул. А я аппарат убил. В упор из «Стечкина».

Вы позвонили по несуществующему номеру. Не придет к нам на помощь Красная Армия, заблудилась в холмах кавалерия.

— Звони в город, пусть на ночь в литейный цех смену выводят. Срочный заказ от Министерства обороны на утилизацию поврежденной техники, — командую. — И готовь кран для перегрузки, наш прицеп и тягач. Деньги увози на проверку в большой город. В Ярославль, допустим.

И поехали мы с ним на полигон, нашу часть успокаивать. А то явятся в самый неподходящий момент. Выбрали пятерых старослужащих. Предложили им «дембельский аккорд». Сутки работы, и завтра домой на два месяца раньше. Канцелярия вся наша со всеми печатями. Парни сразу согласились. Уже хорошо.

Работы у нас было выше головы. Притащили цистерну передвижную с отработанным ракетным топливом, переоделись в ОЗК армейский и стали покойничков в топливо сбрасывать. Не хуже кислоты работало. Электронику, рации и телефоны — все туда же. За два часа управились. Оружие собрали, разрядили и в мастерскую утащили — на кусочки гильотиной рубить. Одну «Дрель» генеральскую оставили. Ее умельцы сразу без серийного номера делали — не найти концов. А потом уже наших дедушек запустили, жесть сваркой резать и выгоревшие пятна маскировать. К вечеру управились. На завод приехали, убедились, что все в мартен ушло вместе с прицепом, рассчитались с народом спиртом и деньгами немного, и остался у нас только сам тягач без единого стекла в кабине и дверок простреленных, они тоже в печь ушли. А так на ходу, машина — зверь, один недостаток, где-то маячок наверняка спрятан, а то и не один.

— С берега в реку, и концы в воду, — Витя предлагает.

— Надо в такое место ехать, где и искать не рискнут, — отвечаю.

— В Кремль? — Самоделкин ехидничает.

— Типа того. За завтра деньги по счетам распихаем? — интересуюсь.

— Запросто, до обеда успеем, — уверяет меня напарник. — Деньги настоящие.

— Пойдем двумя машинами, — говорю. — Ты на трофейном будешь ложный след оставлять, а я боеголовки спрячу.

— Да зачем козе баян? — спорит Витенька.

Не стал я ему об ответственности перед человечеством говорить, воздух сотрясать.

— Ты видел, сколько денег за них дали? — просто напоминаю.

Этот аргумент Вите понятен.

— Ты только их укрой надежно, — озаботился сразу.

— А то. Встречаемся в Брянске и идем в Припятские болота. Там машину топим, пусть достают, любопытные товарищи и господа. А мы с тобой…

— В Турцию! Там система «все включено»! — кричит радостно Самоделкин.

— Согласен, лишь бы ты был счастлив, — киваю. — Спать пошли, банки через три часа уже откроются.

Взял пулемет привычно в руки, и к лежаку пошел. Сегодня будет нелегкий день. Первый за восемнадцать лет, когда все решения буду принимать я сам.

Доктор

За дверью кабинета, где я обитал последние три года, раздался дробный топот. Так по институту бегал только мой ассистент — аспирант Владимир, человек, в общем-то, уравновешенный, но сильно волнующийся, когда предстояла работа. По скорости перестука Володиных ног можно было судить о степени его заинтересованности в случившемся. Сейчас аспирантская пробежка напоминала пулеметную очередь — что-то очень интересное намечается.

— Что там? — я отвернулся от компьютерного монитора и посмотрел на ворвавшегося Володю. — Привезли кого?

— Да, — аспирант поправил сползающие на нос очки-кругляшки и затараторил, — Неизвестный мужчина, примерно тридцати лет, европейского типа, падение с высоты, Зэ-Че-Эм-Тэ, адреналин и мезатон рекой, ритм свой, пневматоракс, интубирован…

— Я все понял! — пришлось мне прервать моего не в меру говорливого помощника. — Когда упал?

— Минут сорок назад. Вероятно, суицид. — это аспирант договаривал уже на ходу, пытаясь догнать меня, спешащего к умирающему пациенту.

Вы спросите, кто я? Отвечу: нейрофизиолог, профессор, и вообще — светило мировой науки. Ну, так про меня говорят. За глаза, конечно. В глаза — все гораздо серьезней. В глаза говорят «профессор». И все.

Некоторые называют меня по имени, что, в общем-то, у нас не приветствуется. И работаю я не где-нибудь, а в НИИ, который занимается проблемами сознания, высшей нервной деятельности и мыслительного процесса. Институт настолько закрытый, что я даже названия его не знаю. И штата у нас нет. Все сотрудники числятся по другим ведомствам. Я, например, зарплату получаю в «Институте Проблем Мозга». Правда, о том, что я там на окладе, знают только кадровик — суровый мужик, бывший особист — и расчетчица, которой вообще все равно, что за фамилия у нее в табель вписана. Так-то вот, господа борцы за права человека.