За разговором быстро дошли. В уголке уцелевших стен старое костище чернело, бочка как всегда стояла — мода здесь такая.
— Здесь и заночуем, никакие наемники нас здесь не найдут. Завтра до Свалки дойдем, а там и до Агропрома рукой подать. А там возьмем куш знатный и разбогатеем!
Заржали мы с Витей одновременно.
— Ну-ка, расскажи нам, что ты будешь с деньгами делать? — спрашиваю его.
— Дом куплю на море! — говорит.
— Большой? — уточняю.
— Да! — радуется.
— Ну и будешь все время уборку в нем делать, за свои деньги приобретешь средний геморрой, — пожалел я простака. — А потом налоги придут на недвижимость, все накопления лет за пять исчезнут на платежи и ремонт, а когда продавать начнешь, выручишь обратно одну треть.
— Это почему? — удивляется.
— Ты там всем чужой на побережье теплом. Клиент сладкий, — уже я усмехаюсь.
Я таких историй много знаю. Уезжал народ к морям, привозили обратно в «цинках». Плавали, знаем. Можно, конечно, девочку окрутить, в семью войти, только слегка противно. Помню генерала Чурбанова, который женитьбой на царской дочке карьеру сделал. Нет, извините — не хочу.
— Жить надо тихо, скромно. Есть сладко, спать мягко…
— Желательно не одному! — уточнил радостно Самоделкин.
— И не с одной! — поддержал я.
— Тьфу, на вас, точно про военных говорят: как кирпич увидят — сразу о девках думают.
Мы эту шутку тоже знали. Не спросили: «Почему?». Военные всегда о девках думают — это неписанный закон.
— Раз тебе наши шутки не интересны, давай сам рассказывай, — Самоделкин предлагает.
— Тоже мне, рассказчика нашли. Вам надо с Колей Бардом встретиться. Его даже наемники не трогают. Тогда и послушаете истории про Зону. Если доживете, — отговорился наш спутник.
— Неужели совсем ничего не знаешь? — поддел его Витя.
— Нам достался самый глупый абориген, — поддержал я, — умные все за периметр ушли.
— Ладно. Расскажу я вам о Духе Зоны — Черном Сталкере. Слушайте. Жил да был в Зоне сталкер, роста среднего и фарта умеренного человек. Ходил он с простым автоматом российским и одет был всегда в черный плащ. Но если кто-то попадал в беду, всегда тот сталкер спешил на помощь. Однажды, в самом центре Зоны, в Мертвом городе, напали на ученых наемники…
Их было шестьсот тысяч. Здесь, рядом, в Киеве и его укрепленных районах. Танки Гудериана резко повернули на юг и стальной лавиной прошли по тылам фронта. Горели склады, наматывали на гусеницы госпиталя и прачечные, давили грузовики на дорогах. И закричали в панике крысы тыловые, и кинулись бежать. А фронт остался без топлива и боеприпасов. И попал в плен весь. И великий вождь сказал историческую фразу: «У Красной Армии нет пленных. Это предатели». И отказался платить деньги на их содержание в плену. К весне в живых осталось тысяч тридцать. Зима была лютая. Почему я никогда не слышал о Черном Солдате? С ушками на морозе прихваченными, на ощупь ломкими, на цвет черными и черепом обтянутым блеклой кожей? Никто не забыт, ничто не забыто. А потом был Харьков.
Что там у нас происходит?
… — И тогда наемники закричали ему: «Сдавайся!». Они уже знали, что у него патроны кончились. Зашли в подвал смело, ничего не боясь, а сталкер в это время две бочки с бензином рядом поставил. Стоит, ждет гостей. Залетели они всей толпой и замерли. А он им и говорит: «Всегда знал, что курить вредно, вот — бросаю!». И кинул горящую сигарету прямо в бочку с горючкой. Ученые увидели, как огненный столб из подвала вскинулся до самых туч, и кинулись бежать к своему лагерю, пока новая команда наемников за ними не погналась. Так погиб тот сталкер, но если где-то хороший человек попадает в беду, к нему может прийти на помощь одиночка в черном плаще с простым автоматом…
Значит, для нас с Самоделкиным этот парень бесполезен. Мы с ним дезертиры и беглые носители государственных секретов. Вряд ли кто-то нас зачислит в «хорошие люди». Витя со сталкером на вечные темы перешли: кто и что в жизни пил; дождик по крыше стучит, четвертый реактор вдали громыхает — энергия на волю рвется, замечательно все. Не думал я, что тут у соседей все так запущено. Правда и у нас на Урале есть комбинат «Маяк» и мертвая зона в десять раз больше этой. Только там никого не выселяли. Лет за десять все деревеньки вымерли потихоньку, жителей похоронили, дома снесли, и все. А миллионы кубометров радиоактивной жижи ждут своего часа в отстойниках. Речка Теча, не слышал? Какие твои годы, услышишь… Глаза сами закрылись, и проснулся я в полной темноте от звука шагов. Кто-то шел по нашей крыше.
Витин храп за дождем был совершенно не слышен. Я пистолет с предохранителя уже привычно снял, с бока на спину перевернулся. Браво, парень, ты становишься волком! За стеной доски стукнули глухо, а через полминуты гость ночной свечку зажег.
Нашел я щель и начал за ним подглядывать. Плащ свой мокрый он, конечно, снял, но на этом сеанс стриптиза закончился. Это меня не расстроило, мы, офицеры-ракетчики, — натуралы. Положил он его на ящик, автомат сверху пристроил и стал быстро собираться.
За стеной еще целая комнатка была, да попасть в нее можно было только с крыши. Вон в тот пролом он спрыгнул, понятно.
Набил он цилиндрическими контейнерами, спрятанными в разных углах, рюкзак, натянул на себя сухой дождевик, в карман пистолет сунул, «Вальтер», кажется, сказал фразу непонятную, и вниз спрыгнул. Как под дождь шагнул, еще фразу сказал, до боли родную и привычную, и исчез во мраке. Я на правый бок привычно лег, и сразу уснул.